Максим Горький и Екатерина Волжина. История любви и нежной дружбы

Ошибка Lua в Модуль:CategoryForProfession на строке 52: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Екатерина Павловна Пешкова
Екатерина Пешкова Екатерина Пешкова
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Имя при рождении:
Род деятельности:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Дата рождения:
Гражданство:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Подданство:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Страна:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Дата смерти:
Отец:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Мать:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Супруг:
Супруга:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Дети:
Награды и премии:
Автограф:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Сайт:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Разное:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
[[Ошибка Lua в Модуль:Wikidata/Interproject на строке 17: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |Произведения]] в Викитеке

Екатери́на Па́вловна Пешко́ва (урождённая Волжина ; 26 июля (18760726 ) года, Сумы , Харьковская губерния , Российская империя - года, Москва , СССР) - российский и советский общественный деятель, правозащитница . Первая, а также единственная официальная, жена писателя Максима Горького .

Биография

К страданиям чужим ты горести полна,
И скорбь ничья тебя не проходила мимо;
К себе лишь ты одной всегда неумолима...

Родилась в семье дворян в городе Сумы. Известны три варианта даты её рождения.

Гимназию окончила в Самаре (1895). В 1895 году работала корректором в «Самарской газете», в редакции которой познакомилась с Алексеем Пешковым (Горьким) , публиковавшимся в издании . З0 августа 1896 года они обвенчалась, в 1897 году Екатерина родила сына Максима , а в 1898 году - дочь Катю, умершую в пятилетнем возрасте от менингита. В 1902-1903 семья жила в Нижнем Новгороде (сейчас музей-квартира А. М. Горького). Разошлись по взаимному согласию после смерти дочери в конце 1903 года. Однако у них «всю жизнь сохранялись особые отношения», - отмечала их внучка Марфа . По опубликованным данным, развод так и не был официально оформлен, что отчасти объясняет то обстоятельно, что ни в один зарегистрированный брак Горький больше не вступал .

В 1907-1914 гг. вместе с сыном Максимом за границей, преимущественно в Париже . Посещала в Сорбонне курсы французского языка для русских и лекции по социальным наукам. Работала в организованном В. Н. Фигнер Кружке помощи каторге и ссылке.

После начала Первой мировой войны вернулась из Италии в Россию через Константинополь - Одессу.

Являлась видным и влиятельным деятелем партии эсеров (член с 1905 года ) и после разгрома партии хранила её архив до изъятия его Дзержинским . В 1917 г. чл. ЦК ПСР .

С 1913-1914 годов работала в организациях помощи раненым, в Красном кресте .

Работала на постоянной основе в организации Политический Красный крест (сокр. - Помполит), возглавила детскую комиссию в обществе Помощь жертвам войны, на средства Земского и Городского союзов организовала отряд волонтёров по поиску детей, оставшихся за линией фронта.

С 1917 года была главой бюро воссозданного в новом качестве Политического Красного Креста, получившего название Московское общество Красного Креста для помощи политическим заключенным. Позднее была заместителем председателя этой организации. Работала с Михаилом Винавером .

С 1919 года официально занималась поиском и возвращением на родину легионеров польской армии Пилсудского , с 1920 года была, по совместительству, уполномоченной польского Красного креста, помогавшего польским и российским военнопленным на территории Советской России и Польши вернуться на их родину.

С 1922 г. возглавила организацию Помощь политическим заключенным , которая просуществовала до 1937 г.

В последние годы жизни - консультант архива А. М. Горького при ИМЛИ .

Семья

Сестра А. П. Волжина была женой этнографа Адама Богдановича .

Отрывок, характеризующий Пешкова, Екатерина Павловна

Магдалина же на время удалилась со своей малолетней дочуркой в пещеры, желая быть вдали от любой суеты, всей своей наболевшей душой ища покоя...

Скорбящая Магдалина в пещерах...

– Покажи мне её, Север!.. – не выдержав, попросила я. – Покажи мне, пожалуйста, Магдалину...
К моему величайшему удивлению, вместо суровых каменных пещер, я увидела ласковое, голубое море, на песчаном берегу которого стояла женщина. Я тут же узнала её – это была Мария Магдалина... Единственная любовь Радомира, его жена, мать его чудесных детей... и его вдова.
Она стояла прямая и гордая, несгибаемая и сильная... И только на её чистом тонком лице жила жгучая затаённая боль... Она была всё ещё очень похожа на ту дивную, светлую девочку, которую когда-то показал мне Север... только теперь её смешливое, милое лицо уже омрачала настоящая, «взрослая» печаль... Магдалина была красива той тёплой и нежной женственной красотой, которая одинаково поражала и молодых, и старых, заставляя почитать её, оставаться с ней, служить ей, и любить её, как можно любить только лишь мечту, вдруг воплотившуюся в человека.... Она стояла очень спокойно, сосредоточенно всматриваясь куда-то вдаль, будто чего-то ожидая. А рядом с ней, цепко обняв её колени, жалась крохотная девчушка – вторая маленькая Магдалина!.. Она была потрясающе похожа на свою мать – такие же длинные золотые волосы... такие же лучистые голубые глаза... и такие же забавные, весёлые ямочки на нежных улыбающихся щеках. Девочка была удивительно хороша и смешлива. Вот только мама казалась настолько грустной, что малышка не решалась её беспокоить, а лишь тихо стояла, тесно прижавшись, будто ждала, когда же уже пройдёт эта странная, непонятная мамина печаль... Ласковый ветерок лениво играл в золотых прядях длинных волос Магдалины, временами пробегая по её нежным щекам, осторожно касаясь их тёплым морским дуновением... Она стояла застывшая, точно статуя, и лишь в её грустных глазах явно читалось напряжённое ожидание... Вдруг очень далеко на горизонте показалась белая, пушистая точка, медленно превращавшаяся в далёкие паруса. Магдалина тут же преобразилась и ожила, крепко прижимая к себе дочурку, и как можно веселее сказала:
– Ну, вот мы и дождались, моё сокровище! Ты ведь хотела увидеть, откуда мама пришла в эту страну? Хотела ведь?.. Вот и поплывём мы с тобой далеко-далеко, пока не достигнем самого дальнего берега, где есть наш ДОМ... Ты полюбишь его так же сильно, как любила я. Обещаю тебе.
Наклонившись, Магдалина обвила руками свою крохотную дочурку, как бы желая защитить её от тех бед, которые зрела в их будущем её утончённая, ласковая душа.
– Мамочка, скажи, папа ведь тоже поплывёт с нами? Мы ведь не можем его здесь оставить? Правда? – и вдруг спохватившись, удивлённо спросила, – А почему его так долго нет?.. Уже почти два месяца мы его не видели... Мама, а где папа?
Глаза Магдалины стали суровыми и отрешёнными... И я тут же поняла – её малышка дочь ещё не знала, что папа уже никогда больше никуда с ними не поплывёт, так как те же самые два месяца назад он закончил свою короткую жизнь на кресте... Ну, а несчастная Магдалина, видимо, никак не могла отважиться сказать этому маленькому, чистому человечку о такой страшной, бесчеловечной беде. Да и как она могла сказать об этом ей, такой крошечной и беззащитной? Как объяснить ей, что были люди, которые ненавидели её доброго, светлого папу?.. Что они жаждали его смерти. И что никто из рыцарей Храма – его друзей – не смог его спасти?..
И она отвечала всё так же ласково и уверенно, стараясь успокоить свою встревоженную малышку.
– Папа не поплывёт с нами, ангел мой. Так же, как и твой любимый братик, Светодар.... У них есть долг, который они должны исполнить. Ты ведь помнишь, я рассказывала тебе, что такое – долг? Помнишь ведь?.. Мы поплывём вместе с друзьями – ты и я... Я знаю, ты их любишь. Тебе с ними будет хорошо, моя милая. И я буду всегда с тобой. Обещаю тебе.
Девчушка успокоилась, и уже веселее спросила:
– Мама, скажи, а в твоей стране много маленьких девочек? У меня там будет подруга? А то я всё с большими и с большими... А с ними не интересно. И играть они не умеют.
– Ну что ты, милая, а как же твой дядя, Радан? – улыбнувшись, спросила Магдалина. – Тебе ведь всегда бывает с ним интересно? И сказки он тебе рассказывает забавные, правда ведь?
Малышка с минуту подумала, а потом очень серьёзно заявила:
– Ну, может не так уж с ними и плохо, с взрослыми. Только я всё равно скучаю по друзьям... Я ведь маленькая, правда? Ну вот и друзья мои должны быть маленькими. А взрослые должны быть только иногда.
Магдалина удивлённо на неё посмотрела, и неожиданно схватив дочку на руки, звонко расцеловала в обе щеки.
– Ты права, золотце! Взрослые должны играть с тобой только иногда. Я обещаю – мы найдём тебе там самую хорошую подругу! Тебе придётся только чуточку подождать. Но ты ведь умеешь это? Ты у нас самая терпеливая девочка на свете, правда ведь?...
Этот простой, тёплый диалог двух одиноких любящих существ, запал мне в самую душу!.. И так хотелось верить, что всё у них будет хорошо! Что злая судьба обойдёт их стороной и что жизнь их будет светлой и доброй!.. Но, к сожалению, так же, как и у меня, у них, я знала, не будет... За что платили мы такую цену?!.. За что наши судьбы были столь безжалостны и жестоки?
Не успела я обернуться к Северу, чтобы задать следующий вопрос, как тут же появилось новое видение, от которого у меня просто захватило дух...
В прохладной тени огромного старого платана на смешных низких скамеечках сидели четверо человек. Двое из них были совсем ещё молодыми и очень похожими друг на друга. Третий же был седовласый старец, высокий и сильный, как защитная скала. На коленях он держал мальчика, которому от силы было 8-9 лет. И конечно же, Северу не понадобилось объяснять мне, кто были эти люди...

Екатерина Павловна Пешкова (урождённая Волжина ; 26 июля 1876 года, Сумы, Харьковская губерния, Российская империя - 1965 года, Москва, СССР) - российский и советский общественный деятель,правозащитница.

Первая жена писателя Максима Горького.

Биография

К страданиям чужим ты горести полна,
И скорбь ничья тебя не проходила мимо;
К себе лишь ты одной всегда неумолима...

Из стихотворения А. К. Толстого

Родилась в семье дворян в городе Сумы. Известны три варианта даты её рождения.

Гимназию окончила в Самаре (1895). В 1895 году работала корректором в самарской газете, где познакомилась с Алексеем Пешковым (Горьким), публиковавшимся в издании.

З0 августа 1896 года обвенчалась с Алексеем Пешковым , от которого в 1897 году родила сына Максима , а в 1898 году - дочь Катю , умершую в пятилетнем возрасте от менингита. В 1902-1903 семья жила в Нижнем Новгороде (сейчас музей-квартира А. М. Горького). Разошлись по взаимному согласию после смерти дочери в конце 1903 года. Однако у них «всю жизнь сохранялись особые отношения», - отмечала их внучка Марфа . По опубликованным данным, развод так и не был официально оформлен, что отчасти объясняет то обстоятельно, что ни в один зарегистрированный брак Горький больше не вступал.

В 1907-1914 гг. вместе с сыном Максимом за границей, преимущественно в Париже. Посещала в Сорбонне курсы французского языка для русских и лекции по социальным наукам. Работала в организованном В. Н. Фигнер Кружке помощи каторге и ссылке.

После начала Первой мировой войны вернулась из Италии в Россию через Константинополь - Одессу.

Являлась видным и влиятельным деятелем партии эсеров и после разгрома партии хранила её архив до изъятия его Дзержинским. В 1917 г. чл. ЦК ПСР.

С 1913-1914 годов работала в организациях помощи раненым, в Красном кресте.

Работала на постоянной основе в организации Политический Красный крест (сокр. - Помполит), возглавила детскую комиссию в обществе Помощь жертвам войны, на средства Земского и Городского союзов организовала отряд волонтёров по поиску детей, оставшихся за линией фронта.

С 1917 года была главой бюро воссозданного в новом качестве Политического Красного Креста, получившего название Московское общество Красного Креста для помощи политическим заключенным. Позднее была заместителем председателя этой организации. Работала с Михаилом Винавером.

С 1919 года официально занималась поиском и возвращением на родину легионеров польской армии Пилсудского, с 1920 года была, по совместительству, уполномоченной польского Красного креста, помогавшего польским и российским военнопленным на территории Советской России и Польши вернуться на их родину.

С 1922 г. возглавила организацию Помощь политическим заключенным, которая просуществовала до 1937 г.

В 1941 году эвакуирована в Ташкент.

В последние годы жизни - консультант архива А. М. Горького при ИМЛИ.

Умерла в 1965 году в Кремлёвской больнице. Похоронена на погосте Новодевичьего монастыря.

Семья

Сестра А. П. Волжина была женой этнографа Адама Богдановича.

Сын - Максим Пешков. Внучки - Марфа (вышла замуж за Серго (Сергея) Берия; правнуки - Нина, Надежда и Сергей) и Дарья (актриса Театра имени Вахтангова, вышла замуж за артиста Александра Граве; правнуки - Максим и Екатерина).

Разное

В Государственном архиве РФ существует фонд, который называется «Помполит. Екатерина Павловна Пешкова» . Фонд содержит огромное количество документов (более тысячи дел, содержащих письма, в основном, записки, которые приходили Пешковой от граждан, пострадавших за свои политические убеждения).

, Харьковская губерния , Российская империя - года, Москва , СССР) - российский и советский общественный деятель, правозащитница . Первая, а также единственная официальная, жена писателя Максима Горького .

Биография

Родилась в семье дворян в городе Сумы. Известны три варианта даты её рождения.

Гимназию окончила в Самаре (1895). В 1895 году работала корректором в «Самарской газете», в редакции которой познакомилась с Алексеем Пешковым (Горьким) , публиковавшимся в издании . З0 августа 1896 года они обвенчалась, в 1897 году Екатерина родила сына Максима , а в 1901 году - дочь Катю. В 1902-1903 семья жила в Нижнем Новгороде (сейчас музей-квартира А. М. Горького). Разошлись по взаимному согласию. Пятилетняя дочь Катя умерла от менингита летом 1906 года, когда Горький с Марией Андреевой находились в США, откуда Алексей Максимович прислал покинутой жене в Нижний утешительное письмо с требованием беречь оставшегося сына . Однако у них «всю жизнь сохранялись особые отношения», - отмечала их внучка Марфа . По опубликованным данным, развод так и не был официально оформлен, что отчасти объясняет то обстоятельно, что ни в один зарегистрированный брак Горький больше не вступал .

В 1907-1914 гг. вместе с сыном Максимом за границей, преимущественно в Париже . Посещала в Сорбонне курсы французского языка для русских и лекции по социальным наукам. Работала в организованном В. Н. Фигнер Кружке помощи каторге и ссылке.

После начала Первой мировой войны вернулась из Италии в Россию через Константинополь - Одессу.

Являлась видным и влиятельным деятелем партии эсеров (член с 1905 года ) и после разгрома партии хранила её архив до изъятия его Дзержинским . В 1917 г. член ЦК ПСР .

С 1913-1914 годов работала в организациях помощи раненым, в Красном кресте .

Работала на постоянной основе в организации Политический Красный крест (сокр. - Помполит), возглавила детскую комиссию в обществе Помощь жертвам войны, на средства Земского и Городского союзов организовала отряд волонтёров по поиску детей, оставшихся за линией фронта.

С 1917 года была главой бюро воссозданного в новом качестве Политического Красного Креста, получившего название Московское общество Красного Креста для помощи политическим заключенным. Позднее была заместителем председателя этой организации. Работала с Михаилом Винавером .

С 1919 года официально занималась поиском и возвращением на родину легионеров польской армии Пилсудского , с 1920 года была, по совместительству, уполномоченной польского Красного креста, помогавшего польским и российским военнопленным на территории Советской России и Польши вернуться на их родину.

С 1922 г. возглавила организацию Помощь политическим заключенным , единственную правозащитную организацию в СССР, которая просуществовала до 1937 г .

В последние годы жизни - консультант архива А. М. Горького при ИМЛИ .

Умерла в 1965 году в Кремлёвской больнице. Похоронена на погосте

Замечательные женщины (Екатерина Павловна Пешкова)

Мне в жизни повезло, я была знакома и дружна с замечательными женщинами старшего поколения. Первой была Лидия Моисеевна Варковицкая. Муж Лидии Моисеевны Александр Морицович Варковицкий учился с Бабелем вместе в Коммерческом институте. В 1916 году они получили диплом об окончании высшего учебного заведения в городе Саратове, куда во время войны был переведен из Киева Коммерческий институт. Дипломы давали звание инженеров-экономистов.

А. М. Варковицкий умер в 1921 году в Одессе, кажется, от тифа, оставив дочь Любовь 1911 года рождения. Бабель часто вспоминал о нем с большой нежностью и сожалением. Лидия Моисеевна еще раз выходила замуж, и от второго брака у нее было двое детей - сын и дочь.

Приезжая в Ленинград, я часто у нее останавливалась.

Когда я познакомилась с Лидией Моисеевной, она была одна. Ее первая дочь жила в Ленинграде, а двое других детей - в Москве. Много лет она проработала в редакции детского журнала вместе с Самуилом Яковлевичем Маршаком. Когда под старость Лидия Моисеевна стала слепнуть, то, не дожидаясь полной слепоты, купила азбуку Брайля и стала ее учить. Очень скоро она читала по Брайлю так же быстро, как и всегда. Но какую надо иметь силу воли!

Лидия Моисеевна была очень жизнерадостным человеком, несмотря на ухудшающееся зрение, ходила всюду самостоятельно. Всегда приезжала ко мне на день рождения. Летом я чаще всего снимала дачу под Москвой, но это ее не пугало. Доехав поездом из Ленинграда до Москвы, она пересаживалась на электричку и пешком шла от станции до дачи.

Я радовалась ее приезду безмерно. С ней было весело, интересно. Она легко могла написать остроумное четверостишие. Переводила лирику Гейне на русский язык. Она всегда показывала мне свои переводы, зная, что я очень люблю стихи Гейне и знаю немецкий язык. Издать эти переводы не удавалось; официальные переводчики крепко цеплялись за свои места и к своей кормушке никого не подпускали. Между тем Лидия Моисеевна переводила Гейне, на мой взгляд, намного лучше, чем это делали признанные в то время переводчики. Ее перевод был гораздо более точен по смыслу. Папка с ее переводами хранится в Ленинской библиотеке и один экземпляр - у меня.

Погибла Лидия Моисеевна оттого, что плохо видела. Поехала к дочери и, переходя дорогу на перекрестке, попала под машину.

Другой моей приятельницей была Нина Александровна, жена художника Михаила Михайловича Черемных. Она любила работать с деревом. В ее комнате стоял верстак; на нем Нина Александровна делала всевозможные предметы мебели для московской квартиры.

В столовой стоял обыкновенный круглый стол, но над его поверхностью вращались одна над другой еще две круглые плоскости. Тарелки и приборы стояли на столе; на нижней вращающейся плоскости ставились закуски, а на верхней - напитки. Получалось удобное расположение всех предметов, которые не могли бы разместиться на обычной поверхности стола. Такую конструкцию я никогда раньше не встречала, и все это было сделано трудом и выдумкой Нины Александровны. Вращая круги, гости придвигали к себе закуски и напитки - это было и весело, и интересно. Сам Михаил Михайлович любил гостей и застолье, и этот стол с вращающимся кругом доставлял ему большое удовольствие.

Когда Михаила Михайловича наградили орденом «Знак Почета», он не пошел в Кремль его получать, сославшись на плохое здоровье. Тогда сам Георгадзе приехал к нему на квартиру и передал орден. Все мы считали, что не так уж Михаил Михайлович был нездоров, чтобы не добраться до Кремля. Просто он не придавал значения правительственным наградам. А может быть, это был его своеобразный протест против того, что происходило в стране.

После смерти Михаила Михайловича я еще больше подружилась с Ниной Александровной. Удивительная женщина! Она написала очень хорошую книгу воспоминаний о муже. Я нахожу, что это одно из лучших воспоминаний, написанных женами о своих мужьях.

Один из кораблей нашего флота был назван «Михаил Черемных», и многие члены экипажа этого корабля посещали Нину Александровну, помогали ей. В подарок от них Нина Александровна получила однажды макет корабля, прекрасно выполненный.

Когда начали разрушать центр Москвы и выселять людей в так называемые спальные районы, Нине Александровне пришлось оставить свою квартиру. В новой квартире ей досталась лишь одна комната, где не мог разместиться ни верстак, ни другие приспособления для работы по дереву.

В этой новой комнате у Нины Александровны я была только один раз, а когда летом 1971 года она поселилась в маленьком домике на даче у художницы Козминской, я решила навестить ее. Взяла с собой четырехлетнего внука Андрюшу, и мы поехали от Нового Иерусалима, где снимали дачу, до станции Снегири, а оттуда пешком дошли до дачи Козминской.

Мы застали Нину Александровну за прежней работой по дереву; она для своего маленького домика делала столик, стулья, скамеечку для ног.

Пить чай мы перешли в столовую большого дома, и за чаем Нина Александровна рассказала мне, что пишет стихи на французском языке для собственного развлечения. Я просила ее прочитать мне свои стихи и нашла их очень красивыми и звучными - несмотря на то что почти не знала французского.

И наконец, третья замечательная женщина, с которой я была знакома, - Екатерина Павловна Пешкова, первая жена писателя Максима Горького. Я всегда любовалась ее внешностью, необыкновенной женственностью при абсолютно мужском характере. До глубокой старости она хотела жить полноценно, везде бывать, всё видеть. Была сдержанна, немногословна, изящна. Я всегда удивлялась, как много этой женщине пришлось пережить. Она двадцать пять лет заведовала организацией под названием Политический Красный Крест. Но и после ее закрытия в течение многих лет, до самой смерти, получала Екатерина Павловна письма с душераздирающими жалобами обиженных советской властью людей. И как ее сердце выдерживало такое число человеческих страданий!

Начиная с 1934 года Бабель много рассказывал мне о Екатерине Павловне, с которой очень дружил и считал ее замечательной женщиной. Он знал о ее жизни, о работе в Красном Кресте, о том, как она помогает политическим заключенным и ссыльным, но также и о том, что она не любила вторую жену Горького Марию Федоровну Андрееву и дружелюбно относилась к его третьей жене, Марии Игнатьевне Будберг. Как рассказывал мне Бабель, Екатерине Павловне не нравилось вмешательство органов НКВД во все дела в доме, она была уверена, что в этом виновата Мария Федоровна. «С нее всё началось», - говорила Екатерина Павловна, а про Горького часто спрашивала: «Ну зачем Алексей допускает всё это, зачем ему это надо?»

Весной 1934 года Екатерина Павловна очень тяжело переживала болезнь и смерть сына Максима, а два года спустя - болезнь и смерть самого Горького. Бабель и переживал сам, и сочувствовал Екатерине Павловне всей душой.

О моей первой встрече с Екатериной Павловной весной 1938 года я уже писала. Летом того же года, когда мы были в Переделкине, к нам неожиданно приехала Екатерина Павловна. Возвращаясь в Москву из Барвихи, где она жила летом, Екатерина Павловна попросила шофера заехать в Переделкино: ей хотелось увидеть дом, где поселился Бабель, а главное - нашу девочку Лиду. Так как время было послеобеденное, мы угощали гостей только чаем с печеньем и своей клубникой.

Я уже писала, что зимой 1937–1938 годов мы с Бабелем бывали на даче Горького в Горках. Екатерина Павловна или ее невестка Надежда Алексеевна приглашали нас и Соломона Михайловича Михоэлса с женой провести праздничные дни в мае или ноябре на свежем воздухе. С такими рассказчиками, как Михоэлс и Бабель, можно было интересно и весело провести время.

Возможно, что наш последний визит в Горки состоялся в ноябре 1938 года, а 15 мая 1939 года Бабель был арестован, и я стала женой «врага народа». Сама я никому из знакомых и друзей Бабеля не звонила, они мне не звонили тоже. Боялись не только за себя, но и за своих близких. Имя Бабеля не упоминалось. Его книги были под запретом.

В Москву из Нового Афона мы возвратились в феврале 1944 года, а весной мне позвонила Екатерина Павловна и предложила прийти к ней вечером в тот же день. Эта встреча после большого перерыва была для меня очень тяжелой, потому что Екатерина Павловна попросила меня со всеми подробностями рассказать об аресте Бабеля, об обыске, о конфискации имущества. А также рассказать о тех ответах, которые я получила в справочном бюро НКВД в 1940-м, 1941-м и 1944 годах на мой запрос о судьбе Бабеля. Все они были одинаковыми - «Жив, здоров, содержится в лагере». И я, и Екатерина Павловна верили тогда справкам НКВД, считали их правдивыми. Наши разговоры длились до ночи.

Этим же летом 1944 года я случайно купила путевку для Лиды, которой было тогда семь лет, в детский дом отдыха в Барвихе. Когда я рассказала об этом Екатерине Павловне, она тотчас же предложила мне жить у нее на даче, чтобы видеться с Лидой ежедневно, так как этот дом отдыха находился поблизости.

Летом 1945 года мне на работе не хотели давать отпуск, так как шло строительство станции метро «Киевская». Эта станция уже была готова, но вестибюль только начали строить, и мне, как автору его конструкций, надо было осуществлять авторский надзор. Узнав об этом, Екатерина Павловна сразу же предложила мне жить вместе с Лидой у нее и ездить из Барвихи на Киевский вокзал, оставляя Лиду на даче. Я предложила своему начальству, что во время отпуска два раза в неделю буду вести авторский надзор, а мой отпуск за счет этих дней будет продлеваться. Это меня очень устраивало и мое начальство тоже.

В это время мое общение с Екатериной Павловной было ежедневным. На даче я тут же принялась сажать редиску, салат и укроп с таким расчетом, что, как только урожай редиски и салата первой посадки будет съеден, поспеет следующая порция редиски и салата. Был на дальнем поле и рано посаженный картофель, и Екатерина Павловна любила варить молодую картошку со стеблями укропа. Часто она прогоняла меня с грядок, чтобы я отдохнула, полежала в гамаке.

Екатерина Павловна очень интересовалась моей работой в Метропроекте, заставляла меня рассказывать ей обо всем, что я делаю как инженер. Моей маме я никогда не рассказывала так подробно о моих делах на работе - ей это было совсем не интересно. Маму интересовало отношение сотрудников ко мне, мое отношение к ним, но не сама работа. Да и все остальные знакомые не связывали своего отношения ко мне с моей работой, и только Екатерина Павловна готова была слушать мои рассказы о делах, о проектной работе, интересовалась моими успехами и тем, что обо мне говорят или пишут в газетах.

Екатерина Павловна сама работала всю жизнь, а в те годы, когда я была с ней знакома, она занималась подготовкой к печати писем Алексея Максимовича к ней и составлением к ним комментария. Эта большая и очень важная работа занимала у Екатерины Павловны много времени, жизнь которой и без того была насыщена событиями. Мою работу Екатерина Павловна считала серьезной, так как и сама была очень серьезным человеком, и, быть может, поэтому относилась ко мне с таким интересом. Иногда, когда в нашей метростроевской газете или в вечерней газете долго не было статей о моей работе, она могла сказать: «Что-то о вас давно в газетах не пишут!» Первый том «Писем к Е. П. Пешковой» вышел в 1955 году, и Екатерина Павловна подарила мне его с надписью «Дорогой Антонине Николаевне, мужественной женщине, на память. Е. Пешкова, 25/5, 1956». Писем было много, в первую книжку вошла только часть их (1895–1906), и работа ее над остальными письмами продолжалась.

Екатерина Павловна захотела, чтобы ее внучки, Марфа и Дарья, живя на даче, изучали иностранный язык. Была приглашена преподавательница французского, которая тоже поселилась на даче. Для изучения языка к Марфе и Дарье присоединился муж Светланы Сталиной, Гриша Мороз, живший поблизости, и, пока он занимался на верхнем этаже, Светлана ждала его внизу на террасе. Светлана производила очень хорошее впечатление, была скромной, милой и очень женственной молодой женщиной, одевалась просто, косметикой не пользовалась. Разговоры со Светланой никогда не касались политики и ее отца.

На протяжении долгих лет моего знакомства с Екатериной Павловной она дважды устраивала мне испытания. Однажды сказала, что хотела бы иметь на даче в Барвихе центральное отопление и уже купила для этого котел. Меня она попросила сделать проект котельной под кухней. Я котельные никогда не проектировала и сказала Екатерине Павловне, что проектировала мосты, фабрично-заводские конструкции, а теперь - конструкции для метро и тоннели. Екатерина Павловна неумолимо заявила: «Но вы же инженер!» - и я сдалась. Пошла в гараж посмотреть на купленный котел и прикинула его размеры, а потом уехала с дачи в Москву. На другой же день зашла в нашу библиотеку, нашла книги по котельным, но это были крупные котельные для городского отопления или для фабрик и заводов, книг о небольших котельных не оказалось. Однако я поняла, какие фундаменты требуются под котлы и каким должно быть расстояние от котла до стены. Вечером я сделала чертеж, правда, пока без проставления основных размеров - длины, ширины и высоты котельной.

Через несколько дней Екатерина Павловна позвонила мне и сказала, что рабочих она наняла и они в субботу начнут работать - вынимать грунт. Я приехала в субботу с чертежом и пошла к рабочим; меня встретил главный из рабочих, возможно, прораб. Мы сели на кухонное крыльцо, и я, развернув чертеж, сказала ему прямо, что котельных никогда не проектировала. На это он, улыбаясь, ответил: «Зато я всю жизнь занимаюсь такими котельными». Он сказал мне, какими должны быть длина, ширина и высота котельной, и я проставила эти размеры. Кроме того, он предложил сделать дверь в котельную в другой стене и лестницу под кухонным крыльцом, а в той стене, где я наметила дверь, сделать люк для сбрасывания угля и указал размеры этого люка и его расположение по высоте. Я переделала свой чертеж, написала «исправленному верить» и подписалась под чертежом.

Года два или три спустя Екатерина Павловна сказала мне, что хотела бы на даче иметь свой колодец, и попросила меня помочь ей в этом. В тот год я занималась проектом станции «Киевская-радиальная», начальником строительства был инженер Либензон. При очередной нашей встрече я решила с ним посоветоваться об устройстве колодца. И совершенно неожиданно для меня Либензон сказал: «Мы это сделаем, для меня большая честь помочь Екатерине Павловне Пешковой». Договорились, когда поедем на дачу посмотреть место, я предупредила Екатерину Павловну, и мы приехали.

Либензон был рад познакомиться с Екатериной Павловной и обещал прислать рабочих и оборудование. Рабочие через несколько дней приехали. Проработали несколько часов, а потом их не было ни на второй день, ни на третий. Екатерина Павловна позвонила с претензиями ко мне, и мне пришлось пожаловаться Либензону. В конце концов был сделан колодец из бетонных колец с приямком для запаса воды и включен насос, который еще раньше купила Екатерина Павловна. Других просьб ко мне как к инженеру, кроме этих двух, за все годы нашего знакомства у нее не было.

В это время на даче Екатерины Павловны жил ее друг Михаил Константинович Николаев со своей маленькой дочкой Катей, а также Марфа и Дарья, еще незамужние девушки, но, как мне помнится, уже имевшие женихов. Мне Екатерина Павловна выделила комнату на нижнем этаже и сказала, что я могу приезжать на дачу и в будущем, когда только захочу. Удавалось мне это редко, так как начиная с 1946 года я или снимала под Москвой дачу для Лиды и моей мамы, или позже увозила Лиду с собой в Новый Афон, где все еще требовался мой авторский надзор за строительством тоннелей. Вечерами на даче у Екатерины Павловны, когда дети были уложены спать, мы обычно сидели на террасе и разговаривали. Я рассказывала о нашей жизни на Кавказе во времена войны, Екатерина Павловна - о своей жизни в Средней Азии, куда она эвакуировалась вместе с Надеждой Алексеевной, Марфой и Дарьей.

Когда мы с Екатериной Павловной оставались вдвоем, она неизменно вспоминала Бабеля. Часто говорила о дружбе с ним, о своей любви к нему и о том, что после ареста Бабеля ее жизнь потускнела. Горевала она также о Михаиле Львовиче Винавере, блестящем юристе, ее заместителе по работе в Красном Кресте.

Разговоры касались и других тем, а как-то раз Екатерина Павловна вспомнила о Льве Николаевиче Толстом, о том, как они с ним и Софьей Андреевной жили по соседству в Крыму, в Гаспре, и как обычно после обеда Толстые приходили к ним на дачу. Запомнила, как Екатерина Павловна рассказывала о Толстом, что, когда он сидел за столом, казался человеком высоким, но, как только вставал, оказывался низкорослым. «У него были короткие ноги», - говорила Екатерина Павловна. И еще о том, что он очень хорошо умел делать из бумаги разные фигурки - самолеты, лодки, звездочки и другие вещи, отчего дети Максим и Катя (рано умершая дочь Екатерины Павловны) приходили в восторг и весело смеялись. Когда зажигалась лампа, Толстой показывал пальцами на стене тени разных зверушек - это были кролики, собаки, кошки. Мог показать даже двугорбого верблюда.

В Москве я бывала у Екатерины Павловны довольно часто. Она жила недалеко от Кировских ворот. Квартира Екатерины Павловны была на четвертом этаже пятиэтажного дома и состояла из пяти комнат. Две комнаты занимала сама Екатерина Павловна - одну большую с двумя окнами и маленькую с одним окном, которая служила спальней. В большой комнате был ее письменный стол, секретер, шкафы с книгами, диван, большой обеденный стол и тот самый рояль, на котором исполнялась когда-то для Ленина «Аппассионата» Бетховена. Две небольшие комнаты занимала Татьяна Александровна, бывший секретарь Екатерины Павловны.

В пятой комнате, как правило, постоянно жили дети репрессированных родителей. Помню, что в этой комнате Екатерина Павловна поселила двух дочек жены эсера Виктора Михайловича Чернова, когда их мать арестовали, а потом сына революционера Ивана Вольного, с которым был тесно связан Алексей Максимович Горький. Во время войны жил подросток, которого звали Дит, один из сыновей тоже репрессированных родителей - знакомых Екатерины Павловны. Его брата забрала какая-то семья из Ленинграда, где тот умер от истощения во время блокады.

Несмотря на то что Ежов закрыл Красный Крест еще в 1937 году, душераздирающие письма, где люди просили защиты от произвола советских властей, шли и шли к Екатерине Павловне. Было письмо от молодого человека, члена Коммунистической партии Италии, который просил разрешить переезд к нему матери, жившей в Советском Союзе с дочерью. Дочь умерла, старая женщина осталась без всякой помощи и хотела бы жить с сыном. Но куда бы ни обращался сын и кого бы ни просила Екатерина Павловна, переехать к сыну в Италию старушке не разрешали. КГБ был той организацией, у которой нельзя было вызвать сочувствия к людям. Когда она изредка читала такие письма мне, слезы навертывались на глаза от жалости, несмотря на то что мое собственное горе было невероятным. Доброта Екатерины Павловны была действенной, она не только сочувствовала людям, но и старалась помочь чем могла.

Узнавая Пешкову ближе, я не переставала и любоваться, и восхищаться ею; она была красива той мягкой красотой, которой часто отличаются женщины высокого интеллекта. Была очень женственна, несмотря на возраст. Черты лица правильные, красивые серые глаза, но самое главное - выражение лица. Оно было чудесным. Екатерина Павловна была сдержанной в проявлении чувств, казалась строгой, не любила много говорить и любила слушать. Ее движения были неторопливы, походка легкая, жесты скупые, она была полна изящества. Как-то раз говорили про гневных людей, и Екатерина Павловна сказала: «Мне жаль людей, которые могут гневаться». Эту ее фразу я всегда помню.

Екатерина Павловна любила своих внучек Марфу и Дарью, но огорчалась тем, что именно ее и Горького внучки не хотят иметь ничего общего с простыми людьми, общаются только с детьми «элиты», учатся в школе для таких детей, дружат и проводят время только с ними. Идеалы молодости Екатерины Павловны, ее революционные взгляды не ставились теперь ни во что, ее это огорчало, но сделать она ничего не могла.

По роду своей работы летом я часто уезжала из Москвы в командировки на Кавказ, в Ленинград, Киев и поэтому не появлялась на даче в Барвихе целое лето или даже несколько лет подряд.

Зато ранней весной или уже осенью мне на работу могла позвонить Екатерина Павловна и сказать: «Чудная погода, у меня машина, и я еду в Барвиху. Через час я заезжаю за Вами, и Вы поедете со мной». На мои возражения Екатерина Павловна говорила: «Вы и так для своих много делаете, через час я буду ждать Вас у телеграфа».

Я звонила маме, говорила, что еду к Екатерине Павловне в Барвиху и ночевать дома не буду. Просила ее не беспокоиться. И уезжала. Мое волнение по поводу того, что меня будут искать, кто-то придет ко мне в Метропроект из строителей, как-то само по себе исчезало, как только я оказывалась за пределами города. На даче было так хорошо, а в лесу особенно, и я испытывала блаженство не только от чистого воздуха, но и от сознания, что все в Москве работают, а я нахожусь среди такой красоты. Природа никогда не оставляла меня равнодушной.

Такое удовольствие Екатерина Павловна доставляла мне по крайней мере два или три раза в год. А иногда поводом увезти меня днем с работы было и другое. Например, она звонила мне и говорила: «Сегодня в двенадцать часов дня в Малом театре будет генеральная репетиция пьесы «Мещане», и я заеду за Вами».

В спектакле «Мещане» роль молодой девушки играла, к моему удивлению, Таня Семичева - дочь друга Бабеля, наездника Николая Романовича Семичева. Со дня ареста Бабеля Семичевы ни разу не позвонили мне. В тот год все боялись за свою жизнь.

Если у Екатерины Павловны были билеты на вечерний спектакль и она хотела взять с собой именно меня, она звонила днем и предупреждала об этом, и я после работы прямо со службы или уже из дома приходила к Екатерине Павловне, и мы уезжали в театр. Это тоже было не так уж часто, обычно зимой. По дороге в театр и обратно я расспрашивала Екатерину Павловну о внучках, и она рассказывала мне и о них, и об их поклонниках, а позже и о мужьях. К замужеству Марфы и Дарьи Екатерина Павловна, как мне казалось, отнеслась спокойно. Дарья, работавшая в театре Вахтангова, вышла замуж за Сашу Граве, артиста того же театра, и я знаю, что Екатерине Павловне нравился этот молодой человек и особенно его родители, которые бывали в гостях у Екатерины Павловны.

Марфа вышла замуж за Сергея Берию, сына главного эмгэбэшника Советского Союза Берии, и переехала жить в ту семью. Еще когда Сергей ухаживал за Марфой, Екатерина Павловна иногда морщилась от повадок этого молодого человека, которому можно было иметь машину, моторную лодку, приходить к ней в дом с медвежонком и купаться в Москве-реке в месте, где запрещено это делать всем другим. С другой стороны, он был недурен собой, окончил Институт связи в Москве и был неплохим инженером.

Екатерину Павловну в дом Берии приглашали на каждый воскресный обед, и однажды я спросила, не может ли она узнать у Берия о судьбе Бабеля. Она ответила: «И без вашей просьбы я как-то обратилась к нему, и он мне ответил, что деловых разговоров в доме не ведет, просил для этого приходить к нему на прием в рабочее время. Но сколько бы я ни звонила Берии в МГБ, в его секретариате отвечали, что он занят, что он уехал и прочее. И я поняла, что он не хочет принимать меня вообще». И Марфа предупредила Екатерину Павловну, что Берия самым строгим образом запрещает задавать ему вопросы такого рода. Жена Берии и мать Сергея, Нина Теймуразовна Гогочкори, по словам Екатерины Павловны, была симпатичная и скромная женщина, имела образование агронома.

Шли годы, и у Дарьи был уже славный мальчик Максим и красивая голубоглазая девочка Катя, у Марфы - две дочери, Нина и Надежда, обе очень хорошенькие. По внешнему виду Нина была настоящей грузинкой, тип Бэлы по Лермонтову, а Надя - в мать и обещала стать красавицей, как и Марфа. Девочки весной и летом жили на даче Берии. Осенью и зимой их иногда привозили к Екатерине Павловне, где я видела их раза два.

Настал 1953 год, в марте умер Сталин. Все считали и очень боялись, что его место займет Берия как самый влиятельный и близкий к вождю человек. Но оставшиеся члены ЦК партии, по всей вероятности, особенно боялись Берии и расправились с ним, спасая свои жизни. По этому поводу в Москве ходило много слухов, кто-то слышал, что Берия был застрелен генералом Жуковым на первом же без Сталина заседании ЦК партии, другие говорили, что он был арестован и в тюрьме расстрелян без всякого суда. Слухов всяких было много как о болезни и смерти Сталина, так и о смерти Берии. Временно главные роли в ЦК заняли Маленков и Хрущев.

Арест и расстрел Берия касался семьи Екатерины Павловны Пешковой, и когда она в первый раз после этого пригласила меня к ней зайти, то рассказала, что сына Берии Сергея арестовали тоже. Жену Берии и Марфу, беременную в третий раз, заключили под домашний арест на его даче. Дача была оцеплена милицией или, скорее, войсками КГБ, и ни выходить оттуда, ни входить туда никому не разрешалось.

Екатерина Павловна сильно переживала за Марфу, но не бездействовала. Каким-то образом она узнала, что Сергея проверяют, и если окажется, что он не знал о делах своего отца, то его могут освободить. Узнала она и о том, что, находясь в тюрьме, Сергей сделал несколько рационализаторских предложений по связи, что было в его пользу. А кроме того, Екатерина Павловна добилась, чтобы фамилии девочек Марфы были изменены на Пешковых. Марфа при замужестве свою фамилию не меняла. Помню, что по поводу замены фамилии она обращалась к Маленкову. Он же разрешил сыну Берии взять фамилию своей матери - Гогочкори.

Через несколько месяцев Сергея освободили и предложили вернуться в свою организацию на ту же должность. Он отказался, потому что не мог забыть, как сотрудники клеймили его позором на собраниях. Тогда ему предложили возглавить такую же проектную организацию по связи в городах Свердловске или Киеве. Сергей Гогочкори выбрал Свердловск и уехал туда работать. Марфа должна была переехать к нему с девочками и новорожденным сыном, которого она назвала тоже Сергеем, переехать после того, как муж там устроится с квартирой и маленький Сережа немного подрастет. Обо всем этом мне рассказала Екатерина Павловна.

Через какое-то время Марфа с детьми и няней уехали в Свердловск, и Нина пошла там в школу. Учреждение Сергея было расположено на окраине Свердловска, там же, в новых домах, были и квартира, и школа. Марфа ужаснулась тому, что в школе нет должной дисциплины. Дети дерутся и ругаются матом, многие учителя полуграмотны. Эта школа была совсем не похожа на ту 125-ю, где училась в Москве Марфа, и, выдержав неделю, она забрала Нину из школы и сказала, что ни учить детей в такой школе, ни жить в таком месте она не может.

Забрав детей, Марфа уехала в Москву. Екатерина Павловна рассказала мне, что на школьной тетрадке, где было написано «Нина Пешкова», девочка рядом с фамилией приписала букву Б с точкой. Что думала бедная Нина? Она знала, что ее фамилия была Берия, а теперь вдруг Пешкова. Рассказав мне это, Екатерина Павловна замолкла и задумалась.

Однажды Екатерина Павловна позвонила мне и сказала: «Приходите, у меня будут дочери эсера Чернова с мужьями. Приехали из Парижа как туристы и хотят с вами познакомиться. По дороге я прошу Вас зайти в магазин и купить свежий хлеб, масло и сыр двух сортов, в доме ничего нет». Я купила кусок масла, большие куски швейцарского и голландского сыра, а вместо хлеба - десять свежих, еще теплых калачей. Мы порезали сыр, разложили всё на столе, чай в чайнике и кофе в кофейнике поставили на подносе возле Екатерины Павловны.

Пришли гости - Ольга Викторовна с мужем Вадимом Леонидовичем Андреевым, сыном писателя Леонида Андреева, и Ариадна Викторовна с мужем Владимиром Брониславовичем Сосинским. Еще до их прихода Екатерина Павловна мне рассказала, что Чернов был женат на Ольге Елисеевне Колбасиной, она происходила из богатой семьи, однако была революционеркой. От первого брака она уже имела двух маленьких дочерей - Наталью и Ольгу; кажется, они были близнецами, похожими друг на друга, но не настолько, чтобы их нельзя была различить. Когда Ленин выслал Чернова из Москвы за границу, Ольгу Елисеевну арестовали и поместили в тюрьму в городе Ярославле. Двух ее дочерей тоже забрали. Екатерина Павловна, узнав об этом, тут же выпросила девочек к себе и принялась хлопотать об освобождении их матери. Хлопоты через какое-то время увенчались успехом, и Ольга Елисеевна с дочерьми смогла уехать в Париж к своему мужу. В Париже у Черновых родилась дочь, которую назвали Ариадной. И вот у Екатерины Павловны я познакомилась с двумя дочерьми Ольги Елисеевны Черновой - Ольгой и Ариадной, а также с их симпатичными мужьями. Не было только еще одной дочери, Натальи, и ее мужа Давида Резникова, с которыми я познакомилась позже. К тому времени у всех дочерей Чернова были взрослые дети: у Андреевых - дочь Ольга и сын Александр, у Сосинских - два сына, Алексей и Сергей. В тот вечер мы очень хорошо и интересно провели несколько часов, все с аппетитом угощались мягкими калачами с маслом и сыром и по желанию - чаем или кофе, которые разливала Екатерина Павловна. Прощаясь, Вадим Леонидович, а за ним и все остальные захотели продолжить наше знакомство, и я пригласила их прийти ко мне в ближайшее воскресенье вечером.

Раздумывая над тем, чем мне угостить гостей, я решила оправдать свою фамилию и к вину напечь пирожков с мясом, а к чаю приготовить яблочный пирог. К приходу гостей на столе стояло блюдо с маленькими пирожками, которые возвышались большой горкой, так их было много. Пирожки были теплые и такие вкусные, что гости пришли в восторг. Горка пирожков начала уменьшаться, пили вино, разговаривали, несколько раз делали перерыв, но потом руки, то одна то другая, снова тянулись за пирожками. Гости даже стеснялись, смеялись друг над другом, что не могли оторваться от пирожков. А когда их на блюде осталось всего несколько штук, я принесла яблочный пирог и чай.

Много было рассказов о том, как молодые люди познакомились друг с другом и как проходила их жизнь. Когда в России произошла Октябрьская революция, писатель Леонид Андреев со своей семьей жил в собственном доме в Финляндии. Жить там становилось все труднее, нависла угроза голода, и Вадим Леонидович после смерти своего отца в 1919 году решил уехать в Константинополь. Победа Красной армии над Белой, в частях которой служил совсем молодой Владимир Сосинский, заставила его бежать из Крыма на Кавказ, в Сухуми он сел на пароход и отплыл в Константинополь.

Там Сосинский узнал, что в городе создана гимназия, чтобы молодые люди из России, не успевшие закончить свое образование, могли получить аттестаты зрелости. Главное, что привлекало в гимназию, - возможность там кормиться, а может быть, и жить. В этой гимназии Сосинский познакомился и подружился с двумя такими же юношами, каким был и сам. Один был Вадим Андреев, а другой - Давид Резников. Из Константинополя молодые люди вскоре уехали в Париж и там каким-то образом познакомились с семьей Чернова и впоследствии женились на трех его дочерях. Резников - на Наталье, Андреев - на Ольге, а Сосинский взял в жены младшую дочь, Ариадну. В год моего с ними знакомства Сосинские жили в США, где Владимир Брониславович работал в Организации Объединенных Наций, а сыновья их учились в школе. Андреевы жили в Швейцарии. Вадим Леонидович работал в «Комитете восемнадцать».

Когда в Москву из Лондона приехала Мария Игнатьевна Будберг, Екатерина Павловна мне позвонила и сказала: «Хотите познакомиться с последней женой Алексея Максимовича Марией Игнатьевной? Тогда приходите вечером Кстати, писатель Леонид Леонов придет читать свою новую повесть «Evgenia Ivanovna», он хочет, чтобы Мария Игнатьевна сказала ему свое мнение о герое этой повести - англичанине, правильно ли он его изображает». Я, конечно, пришла, и чтение состоялось; у Марии Игнатьевны не было серьезных замечаний, так, две-три поправки. Когда Леонов ушел, Мария Игнатьевна обратилась ко мне и сказала, что хотела бы со мной встретиться и поговорить. Остановилась она в тот приезд не у Екатерины Павловны, а у Надежды Алексеевны Пешковой. Мне она не позвонила, и разговор не состоялся. А для меня осталось загадкой, о чем она хотела со мною говорить.

Наверное, год спустя после реабилитации Бабеля начали освобождать заключенных из лагерей, и я у Екатерины Павловны познакомилась с Ириной Каллистратовной Гогуа, восемнадцать лет отсидевшей в лагере. Через несколько дней после этого знакомства мы столкнулись с ней у окошечка нотариальной конторы на улице Кирова. И я, и она делали там копии со справок о реабилитации, я - со справки Бабеля, она - со своей. Между нами возникла симпатия, мы сразу подружились и общались до самой ее смерти.

По-прежнему я бывала у Екатерины Павловны, больше в московской квартире, реже на даче в Барвихе. Однажды, когда мы с Екатериной Павловной сидели в столовой, она вдруг встала и молча вышла. А потом принесла две маленькие фотографии, сказав: «Возьмите эти фотографии. Здесь первая жена Бунина, Анна Николаевна Цакни. Вы моложе меня, и у вас эти снимки дольше сохранятся». Фотографические снимки Анны Николаевны Цакни в том ее возрасте, когда она была женой Бунина, у меня хранятся до сих пор. Я когда-нибудь передам их в музей Бунина.

Как-то раз весной Екатерина Павловна пригласила меня провести выходной день в Барвихе и взять с собой Лиду. На даче вместе с ней жил Михаил Константинович с Катей. Происхождение Кати было связано с романтической историей. Об этом мне рассказала много позднее Ирина Каллистратовна Гогуа. Михаил Константинович, будучи другом Екатерины Павловны, влюбился в ее секретаршу Татьяну Александровну, и в результате этого романа родилась девочка; в честь Екатерины Павловны ее назвали Екатериной. Пешкова поселила Татьяну Александровну в своей квартире и всячески опекала и мать, и дочь. Сам Михаил Константинович остался, как казалось всем, равнодушным к этому событию, во всяком случае, жениться он не захотел. Но когда Кате было уже лет девять-десять, у него возникли отцовские чувства, и он стал брать девочку с собой на дачу к Екатерине Павловне, гулял с ней и всячески баловал. В тот день, когда я была там с Лидой, Михаил Константинович захотел сняться с девочками, со мной и с Екатериной Павловной. Я сняла Михаила Константиновича с Екатериной Павловной и Катей, потом его с двумя девочками, а Екатерина Павловна щелкнула аппаратом, когда на скамейку перед дачей он усадил меня, Лиду, Катю и сел сам. А потом сказал: «Ну вот, меня не будет, а у вас останутся эти фотографии». Я удивилась, но не придала значения его словам. За обедом он был, как всегда, веселым, выпил свои обычные две рюмки водки и заставил меня выпить с ним рюмку, к неудовольствию Екатерины Павловны, не пьющей водки совсем.

К осени я узнала от Пешковой, что Михаил Константинович болен, и когда приехала на дачу, то убедилась в этом. Екатерина Павловна была очень к нему внимательна, и если в саду он со мной разговаривал, она вмешивалась и просила меня не поддерживать разговора, потому что ему трудно много говорить - он начинает задыхаться.

Вскоре дача Екатерины Павловны сгорела. Говорили, что пожар произошел от неисправной электропроводки в буфетной, маленьком помещении, из которого вела лестница на второй этаж. В буфетной в низком шкафу хранились крупы, сахар, чай, кофе, печенье, а на шкафу стояли самовар, чайник, кофейник и электрическая плитка. Пожар в буфетной сразу же перекинулся на низ лестницы. Наверху никого не было, а в угловой комнате нижнего этажа, дверь которой выходила в буфетную, спали Михаил Константинович и Катя. Им, как мне помнится, пришлось выбираться через окно. В своих комнатах на нижнем этаже ночевали Екатерина Павловна и домашняя работница Лина.

Позже Екатерина Павловна мне говорила, что жалеет не столько о даче, сколько о фотографиях любимых друзей, о подаренных картинах, о книгах с автографами писателей, о всех тех не очень, может быть, ценных, но милых для нее вещах, которые наполняли дом с давних пор.

И в этот же год из ее московской квартиры украли все золотые вещи. Позвонили в дверь, и, когда Лина открыла, ворвалась группа цыганок с новорожденным ребенком. Они попросили воды и стали перепеленывать ребенка в передней на столике. Пока Лина ходила на кухню за водой, кто-то из цыганок пробрался в столовую и, открыв дверцу секретера, вытащил все золотые вещи. Это был уже известный в Москве прием, об этом много говорилось в то время. Екатерина Павловна сказала мне, что среди золотых вещей были и часы, и брошка, и кольца, но особенно ей было жаль обручальных колец ее и Алексея Максимовича. С Алексеем Максимовичем, которого она называла просто Алеша, часто были связаны ее рассказы. Во всех снах, которые она мне пересказывала, всегда появлялся Алексей. Видела она его очень ясно - в чем был одет, как выглядел, о чем спрашивал ее, что ей говорил. Было очевидно, что Екатерина Павловна в своей жизни любила только этого человека.

Михаил Константинович Николаев умер от рака легких вскоре после пожара дачи. Во время похорон на Новодевичьем кладбище Екатерина Павловна сказала только одну фразу: «Он был мне настоящим другом».

Однажды она мне сказала, что в Одессе будет проходить конференция, посвященная М. Горькому, и ее туда приглашают, и обратилась ко мне со словами: «Мне помнится, что вы собирались в Одессу по поводу памятника отцу Бабеля. Если вы со мной поедете, то я скажу одесситам, что приеду не одна, а с вами, чтобы они оформили железнодорожные билеты и гостиницу на двоих». Я ей сказала, что хочу поехать. После этого разговора прошла, наверное, неделя, и вдруг Екатерина Павловна мне звонит и спрашивает: «Вы раздумали ехать в Одессу?» Я ответила, что нет, не раздумала и ждала от нее звонка, когда надо выезжать. Тогда она мне говорит: «Нет, вы удивительная женщина. Другая на вашем месте десять раз позвонила, чтобы посоветоваться, что надеть, что взять с собой туда и что в дорогу, а вы неделю молчите».

В Одессу мы поехали поездом. Когда подъезжали к одесскому вокзалу, к нам в купе вошел пожилой проводник, как-то узнавший, что едет вдова писателя Горького, и рассказал Екатерине Павловне, что виделся с Горьким в Одессе еще в двадцать восьмом году. Екатерина Павловна была тронута вниманием этого человека.

В Одессе нас поселили в лучшей гостинице «Лондонская», в большом номере на первом этаже. Кровати стояли рядом, разделенные тумбочкой. На другой день после приезда, когда мы обедали в ресторане гостиницы, к нам неожиданно подошел рыжий молодой человек и сказал: «Врываться во время обеда - не блеск»; затем объяснил, что со мной хотел бы поговорить директор книжного издательства. Мы закончили обед, и я отправилась с молодым человеком в издательство. Разговор касался издания в Одессе произведений Бабеля - «Конармии», «Одесских рассказов» и других, которые мне удалось собрать за время после реабилитации Бабеля и которые при его жизни печатались в разных журналах. Договорились, что я из Москвы пришлю им рукописи.

Вернувшись в гостиницу, я застала Екатерину Павловну стоявшей на подоконнике большого окна, она пыталась открыть форточку. Я испугалась за нее, помогла ей слезть и сама не без труда открыла ее. Екатерине Павловне все еще хотелось делать все самой. Вечером за нами заехала машина, и мы поехали на конференцию, организованную Одесским университетом. Екатерину Павловну посадили в президиум. Меня попросили тоже быть в президиуме, и я села сбоку. На сцене стоял большой фотографический портрет Максима Горького. С докладами о творчестве Горького выступили несколько сотрудников университета. А когда выступила Екатерина Павловна, то сразу же начала говорить о том, как Горький любил Бабеля, какой он был обаятельный человек. Горький отличал Бабеля от всех других писателей, считал его самым талантливым; говорила Екатерина Павловна и о том, как она сама его любила и дружила с ним. Я просто удивилась, что она говорит не о Горьком, а о Бабеле - и так долго. Мне было даже как-то неудобно от этого.

Вечер закончился. Меня окружили студенты университета. Я им сказала, что завтра собираюсь на кладбище, чтобы на памятнике отцу Бабеля заказать надпись: «Писатель И. Э. Бабель, 1894 - …». Я хотела оставить незаполненной дату его смерти, так как не верила той дате, которую мне сообщили тогда в прокуратуре и в районном загсе.

Группа студентов захотела сопровождать меня на кладбище, и мы условились, что утром они за мной придут в гостиницу. А когда мы с Екатериной Павловной собрались уходить с конференции, то оказалось, что у нее пропал чудный пушистый и длинный шарф черного цвета, который ей недавно привезла из Лондона Мария Игнатьевна Будберг. О потере шарфа Екатерина Павловна очень горевала, так как шарф ей нравился и был действительно нужен, а кроме того, это был подарок Марии Игнатьевны.

Когда на следующее утро я пришла на кладбище, меня ждала неожиданная встреча. Известный персонаж Бабеля, Арье Лейб, все еще жил в Одессе. Он похудел, но на нем была та же ермолка и узкое до пят пальто, застегнутое на все пуговицы. Он встретил меня у кладбищенских ворот и спросил: «Вы к Бабелю, мадам?» Арье Лейб показал мне памятник отцу Бабеля и сказал: «Это был хороший еврей, мадам».

Перед самым отъездом из Одессы Екатерина Павловна сказала мне, что хотела бы повидать Анну Николаевну Цакни. Я позвонила Анне Николаевне и договорилась с ней о встрече.

Мы застали ее сидящей на постели, и я поразилась тому, как изменилась она с тех пор, как я видела ее в последний раз. Она уже почти не могла ходить и сказала нам, что вынуждена переехать в дом престарелых. Екатерина Павловна заговорила о письмах Бунина к ней, что их надо бы передать в литературный музей. Анна Николаевна ничего не ответила на это. Скоро мы попрощались с ней и ушли, а затем и уехали из Одессы. Много позже от кого-то из одесситов я узнала, что после визита Екатерины Павловны Анна Николаевна сожгла все письма Бунина.

Новая дача в Барвихе долго не строилась после пожара - Союз писателей обещал это сделать, но все откладывал. Мне кажется, дача была построена только спустя три или четыре года. Я была на этой новой даче всего один раз. Екатерина Павловна, как обычно, заехала за мной днем на работу и увезла меня, сказав, что вечером мы вернемся. Новая дача была уже не тем уютным домом Екатерины Павловны, принадлежала она Марфе и Дарье с их мужьями и детьми. Марфа занимала нижний этаж дачи, Дарья - верхний. Где была комната Екатерины Павловны, я так и не узнала.

После поездки мы пообедали на маленькой террасе при кухне и пошли с Екатериной Павловной в сад. Погуляв по саду, вышли в ту часть, где раньше сажали картофель и овощи, и сели там на солнышке на какие-то доски. Екатерина Павловна сказала: «Как здесь хорошо! Почему я никогда не приходила сюда раньше?» Мы помолчали, наслаждаясь воздухом, свежим и ароматным, какой бывает уже осенью. Екатерина Павловна вдруг сказала, что не любит этой дачи. Внучки вместе со своими уже другими мужьями и детьми живут раздельной жизнью и не очень дружат между собой, каждая ведет свое хозяйство. Сторож не знает, кому должен подчиняться, и дерзит. Все здесь совсем не так, как было раньше. Мы сидели на этих досках довольно долго, нам не хотелось уходить. Потом вернулись на ту же кухонную террасу, где мы обедали, выпили по чашке чая и уехали в Москву. Бывала ли еще на этой даче Екатерина Павловна, не знаю.

В 1964 году отмечалось семидесятилетие Бабеля. Екатерина Павловна захотела пойти со мной на вечер в Дом литераторов на улице Герцена. Мои друзья Казарновские на своей машине заехали за мной и Лидой, а потом за Екатериной Павловной. Подъезжая к Дому литераторов, мы увидели, что улица Герцена заполнена народом, стремящимся попасть на вечер памяти Бабеля. Машину пришлось остановить в некотором отдалении от входа, и, оберегая Екатерину Павловну от толпы, мы с большим трудом добрались до места. В зале мы сели на оставленные для близких и друзей Бабеля места во втором ряду, так как ни она, ни я не любили сидеть в первом.

После вечера мы отвезли Екатерину Павловну домой, и я поднялась с ней на четвертый этаж, так как лифт не работал, что часто бывало в ее доме. Я попрощалась с Екатериной Павловной, не зная того, что это была моя последняя встреча с ней.

В этом же 1964 году я уехала в Одессу на конференцию, посвященную литературе двадцатых годов, а когда вернулась, Екатерина Павловна в очень тяжелом состоянии была в Кремлевской больнице. Тем не менее она еще раз возвращалась домой, но скоро снова оказалась в больнице. О ее состоянии я узнавала от Ирины Каллистратовны Гогуа. Я не пыталась пойти в больницу, так как ходили родные, и врачи настаивали на том, что не надо утомлять Екатерину Павловну визитами. Я написала ей письмо о конференции в Одессе, о некоторых докладах, особенно интересных, и от Надежды Алексеевны узнала, что она прочла мое письмо и даже сказала, что получила от меня очень интересное письмо. А через несколько дней Екатерина Павловна умерла.

Из книги Мой брат Юрий автора Гагарин Валентин Алексеевич

Какие замечательные ребята!.. Поздненько вернулись мы с рыбалки, но на следующий день Юра поднялся очень рано - еще и следы от утреннего стада на дороге не выбило, не затянуло пылью.- И чего не спится? Чего вскочил как угорелый? - сердито выговаривала ему мама.- Не простил

Из книги Женщины вокруг Наполеона автора Кирхейзен Гертруда

Глава XVIII Замечательные женщины при дворе Наполеона. Лаура Жюно, герцогиня Абрантесская Одной из самых хорошеньких и одаренных умственными способностями женщин при дворе первого консула и императора была супруга генерала Жюно. Кроме того, она была одной из тех немногих

Из книги Пушкин и 113 женщин поэта. Все любовные связи великого повесы автора Щеголев Павел Елисеевич

Бакунина Екатерина Павловна Екатерина Павловна Бакунина (1795–1869) - сестра лицейского товарища Пушкина А. П. Бакунина, жена (с 1834)А. А. Полторацкого, двоюродного брата А. П. Керн. Ее мать - Екатерина Александровна Бакунина, ур. Саблукова (1777–1846), жила с ней летом в Царском

Из книги Биография Георгия Ивановича Гурджиева автора Алексахин В

Замечательные люди Гурджиев родился в городе Александрополе (ныне город Гюмри, территория Армении) в 1877 году, когда эта местность входила в состав Российской империи. Буквально «Александр» - «защитник людей», «Александрополь» - «город защитника людей»… Это на

Из книги Четыре подруги эпохи. Мемуары на фоне столетия автора Оболенский Игорь

Просто Екатерина Фурцева Министр культуры СССР Екатерина Фурцева Поздним вечером 24 октября 1974 года около элитного «цековского» дома на улице Алексея Толстого остановился правительственный лимузин. Вышедшая из машины немолодая, красиво одетая женщина уставшим голосом

Из книги Чехов без глянца автора Фокин Павел Евгеньевич

Сестра Мария Павловна Чехова Владимир Иванович Немирович-Данченко:Сестра, Марья Павловна, была единственная, это уже одно ставило ее в привилегированное положение в семье. Но ее глубочайшая преданность именно Антону Павловичу бросалась в глаза с первой же встречи. И чем

Из книги Самые закрытые люди. От Ленина до Горбачева: Энциклопедия биографий автора Зенькович Николай Александрович

БИРЮКОВА Александра Павловна (25.02.1929). Кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС с 30.09.1988 г. по 13.07.1990 г. Секретарь ЦК КПСС с 06.03.1988 г. по 30.09.1988 г. Член ЦК КПСС в 1976 - 1990 гг. Кандидат в члены ЦК КПСС в 1971 - 1976 гг. Член КПСС с 1956 г.Родилась в селе Русская Журавка Верхнемамоновского района

Из книги Тропа к Чехову автора Громов Михаил Петрович

Бонье Софья Павловна (?-1921) Исполняла поручения Чехова в Ялтинском попечительстве о приезжих больных, оставила воспоминания о Чехове (Ежемесячный журнал. 1914. № 7). «Участь больных болезненно трогала сердце Антона Павловича. Его всегдашней мечтой было создать для них

Из книги Близкие люди. Мемуары великих на фоне семьи. Горький, Вертинский, Миронов и другие автора

Марфа Пешкова (внучка Максима Горького) Дочь Тимоши, подруга Светланы Никогда не думал, что это со мной случится.О том, что у писателя Максима Горького есть внучка Марфа, я, конечно, знал. Да любой, кто переступал порог роскошного шехтелевского особняка на Малой Никитской, в

Из книги Русский след Коко Шанель автора Оболенский Игорь Викторович

Великая княгиня Мария Павловна В двадцатых годах прошлого века Европа благосклонно относилась к эмигрантам. Выходящий в Париже журнал «Иллюстрированная Россия» писал 22 января 1932 года: «И вот в этот город робкой поступью вошла русская эмигрантка: в свое время ее мать и

Из книги Серебряный век. Портретная галерея культурных героев рубежа XIX–XX веков. Том 2. К-Р автора Фокин Павел Евгеньевич

ПАВЛОВА Анна Павловна наст. отчество Матвеевна;31.1(12.2).1881 – 23.1.1931Артистка балета. Ведущая танцовщица Мариинского театра. Получила европейскую известность после «Русских сезонов 1909», символом и эмблемой которых стал ее силуэт работы Серова. С 1910, когда создала

Из книги Замечательные и загадочные личности XVIII и XIX столетий (репринт, старая орфография) автора Карнович Евгений Петрович

ПАЛАТИНА ВЕНГЕРСКАЯ АЛЕКСАНДРА ПАВЛОВНА ВЕЛИКАЯ КНЯЖНА АЛЕКСАНДРА ПАВЛОВНА. Съ современнаго гравированнаго портрета Нейдля.IСреди портретовъ особъ царствующаго дома, разв?шанныхъ по ст?намъ Романовской галлереи Зимняго дворца, вниманіе пос?тителей обращаетъ на себя

Из книги Майя и другие автора Николаевич Сергей

Марфа Пешкова Дочь Тимоши Никогда не думал, что это со мной случится. О том, что у писателя Максима Горького есть внучка Марфа, я, конечно, знал. Да любой, кто переступал порог роскошного шехтелевского особняка на Малой Никитской, в народе известного как Дом Горького, видел

Из книги Дневник молодежного пастора автора Романов Алексей Викторович

Наталья Пешкова Она долго не могла найти себя, не могла найти, что ей делать в служении в церкви. Она журналист, с детства мечтала поехать на миссию в Африку, чтобы помогать кому-нибудь, но больше всего в ее сердце горела мечта работать на телевидении. Она думала, что если

Из книги 101 биография русских знаменитостей, которых не было никогда автора Белов Николай Владимирович

Вера Павловна Вера Павловна Розальская - главная героиня романа «Что делать?», принадлежащего перу Николая Чернышевского, писателя, философа, революционера. Эта красивая девушка выросла в Петербурге.Она с двенадцати лет посещала пансион, обнаружила талант к шитью, с

21 июня 2016, 17:57

Одна из самых ярких женщин прошлого века Надежда Пешкова - любимая невестка Максима Горького - сводила с ума многих великих людей своего времени. Анна Андреевна Ахматова сказала как-то: «Наше время даст изобилие заголовков для будущих трагедий. Я так и вижу одно женское имя аршинными буквами на афише». И пальцем написала в воздухе имя: «Тимоша».

Тимоша, Надежда Алексеевна Пешкова. Любимая невестка Максима Горького, создательница и хранительница его музея. Женщина, наделенная удивительной притягательностью, кружившая головы, сводившая с ума. В списке ее поклонников были такие яркие личности, как писатель Алексей Толстой; маршал Михаил Тухачевский; зловещий Генрих Ягода; академик Иван Луппол; архитектор Мирон Мержанов; инженер Владимир Попов… Говорят, что и сам Иосиф Виссарионович был неравнодушен к Надежде Алексеевне.

Родилась она 30 ноября 1901 года в семье врача Алексея Андреевича Введенского в сибирском городе Томске. Врачом, Алексей Андреевич был известным и довольно успешным. Сын дьякона он, после обучения в семинарии, выбрал медицинское поприще и, окончив Московский университет, стал врачом– урологом.
Кроме Надежды в семье росли ещё восемь детей. Александра, Дмитрий, Вера, Мария, Леонид, Татьяна, Алексей и Николай.

Введенские

Алексей Андреевич Введенский после окончания университета работал сначала в Москве, в Мариинской больнице и занимался частной практикой. После защиты диссертации, перевелся в Томск, где стал преподавать в местном университете сначала в должности приват-доцента, а затем профессора. Деятельность Алексея Андреевича в это время, была весьма плодотворной. Он организовал там анатомический театр, был директором Губернского тюремного комитета, награжден несколькими орденами, дослужился до действительного статского советника и даже получил потомственное дворянство. В 1908 году вместе со своим семейством он возвращается в Москву, покупает двухэтажный дом на Патриарших Прудах, на первом этаже которого открывает урологический кабинет.

Надя Введнская(справа) с сестрой

Несмотря на грозные события, обрушившиеся на Россию, - гражданская война, разруха, голод, Надя Введенская продолжает жить, как обычная московская барышня из обеспеченной семьи. К 17 годам она превращается в настоящую красавицу. Окончив французскую гимназию, Надя обнаруживает у себя талант художницы и начинает рисовать. Кроме того, мечтая об артистической карьере, вместе со своей подругой, дочерью Фёдора Шаляпина Лидией, посещает Вахтанговскую студию.

Надя Введенская

Вот что рассказывала о ее детстве дочь Марфа: "Их было восемь детей - мама предпоследняя. Когда ей исполнилось двенадцать лет, семья переехала в Москву, поселилась на Патриарших прудах в двухэтажном доме - теперь на его месте стоит знаменитый дом со львами. На втором этаже тогда была квартира, на первом - отец лечил больных, а позднее и раненых, когда началась Первая мировая война. Трое из восьми детей стали врачами и помогали отцу. Надежда училась во французской гимназии на Суворовском бульваре. Ее мать умерла в 1918 году от испанки - отец остался с детьми. Моя мама тогда была на выданье. Отец заболел, считал, что у него рак, и спешил устроить свою девочку. Был у него ординатор, влюбленный в Надежду, дарил цветы. Отец настоял на замужестве. Венчались в церкви в Брюсовском переулке. После свадьбы жених напился, невеста так испугалась, что выскочила из окна и убежала. На этом все кончилось. Она сказала, что не может находиться с ним в одной комнате." Так, не успев начаться, закончилось первое замужество Надежды Введенской.

Максим Пешков, с которым они в гимназические годы катались на коньках на Патриарших прудах, дабы утешить беглянку, пригласил ее в увлекательное заграничное путешествие. Они уехали в Италию, где тогда жил Горький, а поженились уже в Берлине.

Десять лет проведённые Надеждой Алексеевной в солнечной Италии, наверное, были самыми счастливыми в её жизни. Здесь родились две её дочери, в 1925 году Марфа и в 1927 году Дарья. Здесь, живя в семье всемирно известного писателя, она познакомилась с выдающимися людьми своего времени. Под влиянием таких художников как Александр Бенуа, Борис Шаляпин, Валентина Ходасевич, Сергей Коненков, Константин Коровин проживающих или гостивших в Сорренто, она серьёзно занялась живописью. Особенно ей удавались портреты.

Н.А.Пешкова. Портрет мужа.

Один из самых известных портретов Буревестника революции, также написан его невесткой.

Н.А. Пешкова. Портрет А.М.Горького.

Там же, в Италии она получила шутливое прозвище Тимоша, приклеившееся к ней на всю жизнь. Молодая, ослепительно красивая Надежда Алексеевна, всегда следила за европейской модой, и однажды решила отрезать свою роскошную косу. Когда на следующий день Горький увидел невестку в шляпке, из-под которой выбивались коротко остриженные непослушные волосы, он воскликнул, - “Тимоша, вылитый Тимоша” – так в дореволюционной России звали кучеров. С тех пор и осталось за Надеждой Алексеевной это домашнее прозвище - Тимоша.

Она была душой их дома в Сорренто, ей удавалось развеселить любую компанию. Со стороны казалось, что она и Максим - два так и не повзрослевших ребенка: им случалось громко рассориться из-за карандаша, который был нужен обоим, но мирились они тоже бурно. Сын, так и не окончивший университет, не выучившийся никакому делу, и его очаровательная, ни к чему не приспособленная жена идеально друг другу подходили, и он любил обоих…

Горький обожал свою невестку. «Тимоша - славная штука, очень милая», - пишет он в одном из своих писем того периода.
И это обожание стало причиной омерзительных слухов. В богемной среде окружавшей писателя поплыл шепоток, и явственно прозвучало мерзкое слово – “снохачество”. Стали поговаривать, что отцом младшей дочери Надежды является Горький, который боготворил Дашеньку.

Надежда Пешкова с М. Горьким и Дашенькой.

Судя по всему, Тимоша была женщиной с характером, способной на решительные поступки. А каков был ее муж? Все отзывались о нем, как о милом парне – веселом и неконфликтном. Говорили также, что он был невероятно добрым и невероятно безответственным. Настолько, что в свои тридцать по интеллекту больше походил на тринадцатилетнего подростка.

Н. Пешкова. Портрет работы Бориса Григорьева.

Тем временем на родине писателя началась активная кампания за его возвращение. Сталину Горький был нужен именно в Советском Союзе.
Посылались коллективные письма писателю. От объединения советских писателей, от промышленных предприятий, различных организаций, от пионеров и школьников. Просили вернуться и помочь поднять культурный уровень советского народа. Свою лепту вносил и сын Максим, также уговаривавший отца вернуться. Горький согласился не сразу. В 1928 году он едет в СССР с ознакомительной поездкой, где ему демонстрируют достижения советской власти. Результатом стал цикл очерков «По Союзу Советов». Демонстрация, однако, не убедила классика - Горький возвращается в Италию.
Через год Горький едет вторично и на этот раз берёт с собой сына и невестку. В этот раз ему рискнули показать Соловеций лагерь особого назначения, так называемый СЛОН. И рассчитали правильно – Горький пишет положительный отзыв об этом узилище.

Тимоша сопровождает свёкра в поездке на Соловки. Вот как этот эпизод описан Солженицыным в книге “Архипелаг Гулаг”
«Это было 20 июня 1929 года. Знаменитый писатель сошел на пристань в Бухте Благоденствия. Рядом с ним была его невестка, вся в коже (черная кожаная фуражка, кожаная куртка, кожаные галифе и высокие узкие сапоги), живой символ ОГПУ плечо о плечо с русской литературой».

Максим Горький и Надежда Пешкова в окружении сотрудников ОГПУ инспектирует Соловецкий концентрационный лагерь. Соловки, 1929.

Оставила свои воспоминания об этой поездке и Тимоша.
«Изумительный вид на озеро. Вода холодного темно-синего цвета, вокруг озера - лес, он кажется заколдованным, меняется освещение, вспыхивают верхушки сосен, и зеркальное озеро становится огненным.
Вечером слушали концерт. Угощали нас соловецкой селедочкой, она небольшая, но поразительно нежная и вкусная, тает во рту». Что тут скажешь. То ли действительно не увидела невестка Горького ужас и страдание узников СЛОНа, то ли не захотела увидеть.

Тем не менее, Горький всё ещё колеблется и только через три года решает окончательно вернуться в Советский Союз. Сказались, видимо, и финансовые проблемы. То, что это было ошибкой, писатель понял очень скоро и к концу жизни, в беседе с одним из посетителей, определил время жизни в СССР как “максимально горькое”.

Правительство подарило Горькому огромную дачу в Горках-10. Тимоша и Максим в Горках.

Несмотря на предоставленные ему все мыслимые и немыслимые блага - особняк в центре Москвы, две благоустроенные виллы - одна в Подмосковье, другая в Крыму, домашняя прислуга – писатель не чувствовал себя счастливым. Очень точно охарактеризовал положение Горького в СССР французский писатель Ромен Роллан – “Медведь на золотой цепи”.

Особняк Рябушинского (дом-музей М.Горького)

Лестница-волна в доме-музее А.М. Горького

А Максим попал в среду, к которой он так стремился и эта среда ему очень нравилась. Он лихо гонял на автомобиле, подаренном ему Сталиным, ездил на охоту, играл в теннис, собирал шумные компании, устраивал застолья, много пил и дружил с чекистами. Максим уже давно не был влюблённым мужем и свои связи с многочисленными женщинами даже не скрывал.

Сколько в их московском доме комнат, они не знали - пересчитать бесчисленные спальни, гостиные, кабинеты, кладовки и чуланчики было недосуг, да и ни к чему, - и путались в лицах обслуги. Те, к кому семья успевала привыкнуть, внезапно исчезали, их заменяли новые люди, но все их желания по-прежнему выполнялись мгновенно, словно в волшебном замке.

Московская золотая молодёжь 30-х. Справа Надежда Пешкова.

В этом огромном доме жил Максим Горький, его гражданская жена Мария Будберг и первая жена Екатерина Пешкова, с которой он так и не развелся; его сын Максим с женой и дочерьми; секретарь писателя Петр Петрович Крючков, и много другого народа. Будучи не в духе, Горький ворчал: «Двадцать жоп кормлю!», но на самом деле их было больше.

Максим Горький с внучками Дашей (в центре) и Марфой, 1932 год.

А Тимоша продолжает писать картины и очаровывать всех мужчин попавших в орбиту её обаяния. Очарован ею и сам Сталин.

Н. А. Пешкова, 30-е годы

К семейству Горького он приставляет своего верного пса Генриха Ягоду, тогдашнего председателя НКВД. Ягода ежедневно бывает у Горького и очаровывается Тимошей настолько, что забывает обо всём. Обладание ею становится его идефикс. Думаю именно эта страсть, явилась одной из причин смерти Максима Пешкова, а затем и Горького. Ягода постоянно спаивал мужа Тимоши и однажды холодной ночью оставил Максима в бессознательном состоянии у реки. Результат - тяжелейшее воспаление лёгких и 11 мая 1934 года единственный сын Горького скончался в возрасте 36 лет.

Итак, муж умер, а Надежду молва окрестила "весёлой вдовой".

После устранения основного соперника Ягода совершенно потерял голову. Он заваливает вдову подарками, цветами, драгоценностями добиваясь её благосклонности. Однако Тимоша по-прежнему непреклонна.
Валентина Ходасевич вспоминает о таком эпизоде – для Горького, тяжело переживавшего смерть сына, была организована поездка по Волге, чтобы как-то его отвлечь, и Ягода устроил себе каюту рядом с каютой Тимоши. Однако Надежда Алексеевна в резкой, категорической форме отказалась от такого соседства. Ягоде пришлось остаться в Москве.

А.М. Горький и Г.Ягода

В 1936 году умирает Горький, однако и дом и дачи Сталин распоряжается оставить за семьёй писателя. Семья в то время состояла из одних женщин - вдовы писателя Екатерины Павловны Пешковой, Тимоши и двух внучек.
Ягода, теперь уже Нарком внутренних дел, по-прежнему ежедневно бывает в особняке на Малой Никитской, не оставляя надежду на обладание красавицей-вдовой.

Правда, у него появился соперник, к тому же соперник весьма непростой. Писатель Алексей Николаевич Толстой. Толстой, как и его соперник, осыпает свою избранницу цветами и подарками, покупает антикварную мебель, возит смотреть чудо тогдашней авиационной техники самолет «Максим Горький», увязывается за ней в Париж и Лондон. Именно ей и двум ее дочерям, внучкам Горького Марфе и Дарье, читал Толстой историю про плохо воспитанного мальчика с длинным носом и девочку с голубыми волосами. И когда весной 1934 года умер муж Тимоши Максим, действия Толстого сделались особенно решительными, а намерения очевидными, что и имел в виду тимошин свекор, иронически призывая Толстого ограничить все формы духовного общения с чужеродными женщинами общением с единой и собственной женой. Жаловалась ли Тимоша Наталье Васильевне на настойчивые ухаживания со стороны ее мужа, вопрос открытый, но взаимностью Толстому она не отвечала, хотя вместе их иногда видели. Граф был настроен очень серьезно, и невестка Горького была для него не просто увлечением. После без малого двадцати лет совместной жизни с Крандиевской он твердо собрался сменить жену, и дело было не только в том, что она постарела и Толстой в соответствии со «свирепыми законами любви» искал себе женщину помоложе, как полагала впоследствии и Наталья Васильевна, и ее взрослые дети. Трещина в отношениях между супругами наметилась давно.

Однажды за столом собрались Тимоша и два претендента на её сердце. Толстой как всегда блистал красноречием, сыпал шутками и, обращаясь к Ягоде, сказал:
- Генрих, ты же в молодости был учеником аптекаря, значит, тебе и разливать вино.
Ягода пришёл в ярость:
- Сейчас нам принесут нашу чекистскую настойку, только сможешь ли ты её выпить.
Тут же появился адъютант с подносом, на котором стояли три рюмки. Они выпили. Толстой побагровел, стал задыхаться и упал на пол. Ягода, глядя на поверженного соперника, произнёс:
- Тому, кто не умеет пить, нечего и начинать.

После чего влил Толстому в рот несколько капель из маленького пузырька, и тот пришел в себя. Урок Толстой усвоил и с Тимошей больше не встречался.

Уступила ли невестка Горького, в конце концов, главному чекисту, не известно. Существуют две противоположные версии.
Владислав Ходасевич, к примеру, пишет: «Жена Максима, Надежда Алексеевна, по домашнему прозвищу Тимоша, была очень хороша собой. Ягода обратил на неё внимание. Не знаю, когда именно она уступила его домогательствам. В ту пору, когда я наблюдал её каждодневно, её поведение было совершенно безупречно».

На своём процессе в 1938 году, Ягода признавшись в убийстве Максима Пешкова (убийство Горького, которое также ему вменялось, он категорически отрицал), утверждал, что сделал это по личным мотивам, так как был влюблен в его жену, которая, овдовев, стала его любовницей. Известно, что Ягода подарил Тимоше дачу в Жуковке стоимость 135 тысяч тогдашних рублей, которые он взял из секретного фонда НКВД – это обвинение, также фигурировало на процессе.
А вот родные Надежды Алексеевны решительно отметают факт любовной связи между ней и Ягодой. По их версии Ягода лишь прокладывал дорогу более могущественной особе, обратившей взор на Тимошу - самому Сталину.

О том, что Сталин предлагал Надежде Пешковой стать его женой, факт достоверный. Спустя много лет Тимоша сама рассказала об этом старшей дочери Марфе.

Сталин, познакомившись с невесткой Горького, не мог остаться равнодушным к её красоте и обаянию. Приезжая к Горькому неизменно вручал Надежде Алексеевне огромный букет цветов. Однажды привёз с собой дочь Светлану, очевидно, хотел, чтобы она подружилась с Марфой, старшей дочерью Тимоши. И девочки действительны стали подругами. Со второго класса сидели за одной партой и даже влюбились в одного и того же юношу – своего одноклассника Серго, сына зловещего сталинского министра Лаврентия Берия. Серго послужил и причиной охлаждения отношений между подругами. В 1947 году Марфа вышла за него замуж и Светлана этого ей не простила. Впрочем, это совсем другая история.

Через год после смерти Горького, Надежда Алексеевна пишет письмо Сталину с предложением организовать музей Горького в доме где он жил. Сталин приезжает на Малую Никитскую под предлогом обсудить создание музея. Как всегда с огромным букетом цветов. И делает предложение.
Однако второй Надежды, хозяйки Кремля, не случилось. Тимоша отвечает категорическим «Нет». Почему она решилась отказать самому могущественному человеку страны? Понимала ли она, что рискует не только своей жизнью, но и жизнью детей? Не знаю.
Сталин ничем не выдал своего разочарования, но участь Тимоши была решена. Нет, её не ждали ни лагерь, ни ссылка, но отныне всех мужчин приближающихся к ней слишком близко ждала незавидная судьба.

Первой жертвой стал писатель, философ, академик Иван Капитонович Луппан.
Тимоша познакомилась с ним, когда стала собирать материалы для организации музея-квартиры Горького на Малой Никитской. Иван Капитонович предложил свою помощь и принял деятельное участие в этом начинании, став первым директором музея.
Конечно же, Луппан влюбился в Тимошу, в неё нельзя было не влюбиться, та ответила взаимностью и в семье поняли, что дело идёт к свадьбе.

В феврале 1941 года Иван Капитонович приглашает Надежду Алексеевну в Грузию, на торжества по случаю юбилея Шота Руставели. На следующий день после приезда, в доме писателей под Тбилиси, Луппан был арестован. Военной Коллегией Верховного суда СССР приговорён к расстрелу и помещён в камеру смертников Саратовской тюрьмы, которую разделил с академиком Николаем Вавиловым. Однако вскоре высшая мера была заменена на 20-ти летний лагерный срок. Иван Капитонович был отправлен в лагерь в Мордовии, где через два года скончался.

И.К. Луппан

22 июня 1941 года Надежда Алексеевна проходя с дочерью Марфой площадь Маяковского, увидела толпу, стоящую возле громкоговорителя. Подойдя ближе, они услышали речь Молотова о начале войны.
Через несколько месяцев встал вопрос об эвакуации. Сестра Вера, проживающая в Ташкенте, настойчиво приглашала к себе. Первыми в столицу Узбекистана отправились Тимоша с дочерями, а через некоторое время, проследив, чтобы музейные экспонаты были тщательно упакованы и отправлены в Куйбышев, к ним присоединилась и Екатерина Павловна Пешкова, вдова Горького.

Вот, что вспоминает о жизни в нашем городе Марфа Максимовна Пешкова:
“ Военный Ташкент – это было удивительное место. Прекрасное.
Тетя Вера построила там дом по своему же чертежу, одноэтажный. И сделала две гостевые комнаты, очень удобные. Помню, окна были сделаны наверху, чтобы летом сохранять прохладу. Толстые стены очень были, и, действительно, летом, в самую жару, всегда было прохладно. Входишь в дом – и благодать. Замужем тётя Вера была за Михаилом Яковлевичем Громовым, дядей знаменитого летчика Михаила Громова, который в Америку летал. Он был математик, преподавал в институте.
Вскоре к нам присоединилась бабушка.

Когда об этом узнал Лахути – знаменитый поэт восточный, он бабушке отдал целиком свой дом.
В Ташкенте было много интересных людей. К нам приходила Анна Ахматова, я ее хорошо помню. Такая величественная, любила сидеть в кресле на балконе. Специально для нее его туда подавали, и она садилась, словно восходя на трон.
Рина Зеленая приходила, у меня даже снимки сохранились. С ней всегда было весело. Она была очень живая. Райкин в нашем доме бывал со своей женой. И даже как-то устраивал у нас вечер, показывал свои номера. Потрясающе имитировал, как ловит рыбу: никак не получалось ее, скользкую, схватить, она выскакивала, он за ней нырял, хватал, потом она вырывалась, и он снова влезал в воду. Очень было смешно. Вообще, многие актеры с мамой дружили. У нее очень большой был круг знакомых”.

Здесь в Ташкенте, Тимоша вновь встретилась со своим братом Дмитрием, хирургом, работавшем в Ташкентском медицинского институте. Да и сама Надежда Алексеевна работала всё это время в ташкентском госпитале.

После войны в жизни Надежды Алексеевны появился ещё один мужчина – Мирон Оганесович Мержанов. Личный архитектор Сталина, автор проектов дач Сталина и высших руководителей СССР в Кунцеве, Мацесте, Бочаровом Ручье, автор проектов Золотых Звёзд Героя Советского Союза и Героя Социалистического Труда.

М.И. Мержанов

Казалось бы, на этот раз пронесёт, Мержанов практически переехал на Малую Никитскую, подружился с Марфой и Дарьей (именно под его влиянием Марфа стала архитектором).
Но не пронесло. Однажды ночью Марфа услышала шаги на лестнице. Чуть приоткрыв дверь, она увидела двух незнакомых людей в штатском уводящих Мержанова, наверху бледная, в халате стояла её мать.
- Надя, не верь никому. Я всегда был честен – успел крикнуть Мирон Иванович.

В лагерь, правда, его не отправили, как архитектор он представлял ценность. В знаменитой Марфинской шарашке Мержанов – ирония судьбы - проектировал санаторий МГБ в Сочи. В Марфино, кстати, он познакомился с Александром Солженицыным, который упомянул о нём в романе “В круге первом”.

В начале пятидесятых друзья познакомили Тимошу с инженером-строителем Владимиром Фёдоровичем Поповым. Лёгкий, компанейский, большой затейник он был моложе Надежды Алексеевны на 10 лет. Вот как о нём вспоминает Марфа Максимовна:
«Очень своеобразный человек. С одной стороны, всеобщий любимец, устроитель костров, пикников, любитель больших компаний, поездок на юг. Мама с ним в себя пришла. Но, въехав в дом, он стал разгонять друзей и знакомых, говоря, что они - приживалы. Поссорился с самыми старыми друзьями мамы. При этом он старался соблюдать все ее общественные интересы: добился, чтобы ей дали повышенную пенсию, дачу, вел все переговоры с Союзом писателей. Дарья воспринимала его очень негативно - в общем, маме опять досталось, но она его любила, как никого прежде. Лишь его отношение к женщинам, бесконечные увлечения доставляли ей много горечи. Его арестовали так же, как и всех остальных…»
Да, чаша сия не обошла и этого избранника Надежды Пешковой.

Лишь после смерти Сталина, Мержанов и Попов обрели свободу.
После ареста Попова Надежда Алексеевна воскликнула - „Больше ни один одинокий мужчина не войдет в мой дом“.
Однако известный художник Илья Глазунов, в книге - воспоминаний “Русь распятая”, пишет, что другом Тимоши в 1957 году был некто Александр Александрович. Впрочем, бояться уже было нечего.

Вот, что пишет Глазунов:
“Друг семьи и Тимоши по имени Александр Александрович ввел меня в столовую, где когда-то на месте хозяина сидел сам Горький, и, подняв мою руку, как поднимает судья руку победителя на ринге, громогласно сказал: “3накомьтесь: Илья Глазунов - человек, взорвавший атомную бомбу в Москве. Если бы не вмешательство нашего друга, министра культуры СССР Михайлова, его бы растерзали на части”. - “Не конфузьте молодого художника, - сказала с нежной улыбкой Тимоша, - а лучше предложите ему чаю”. Запомнились красивые внучки Горького - Дарья и Марфа. “Какие у Марфы глаза чудесные, прямо как у нестеровских героинь”, - шепнул я Александру Александровичу. “Да, Марфа у нас красавица, - восторженно подтвердил мой гид. - Многие художники и скульпторы заглядываются на Тимошу, на Марфу и Дарью, - закивал он. - Мы давно с Коненковым дружили, а портрет Корина Тимоша вам сама покажет. Он наверху”.
Действительно среди картин написанных Павлом Кориным, есть единственный женский портрет и это портрет Тимоши.

Портрет Надежды Пешковой работы Павла Корина, 1940 год

До конца жизни Надежда Алексеевна была хранительницей музея Горького на Малой Никитской. Дочери, унаследовав материнскую красоту, выбрали для себя иную стезю. Марфа стала архитектором, а Дарья известной актрисой, всю жизнь проработавшей в театре Вахтангова. Многие помнят её по фильму “Аппассионата”, где она сыграла свою бабушку – Екатерину Пешкову.

Дарья Пешкова

Марфа Пешкова

Марфа Пешкова была подругой дочери И. В. Сталина Светланы и женой Серго Лаврентьевича Берия (сына Л. П. Берии). Сейчас она научный сотрудник музея-квартиры Горького, хранительница его библиотеки.

Умерла Надежда Алексеевна 10 января 1971 года, на той самой даче в Жуковке которую якобы подарил ей Ягода. Похоронена на Новодевичьем кладбище рядом с мужем и свекровью.
Так окончилась земная жизнь одной из самых ярких женщин 20 века.